Оболганный сталинизм. Клевета XX съезда - Ферр Гровер (лучшие книги без регистрации TXT) 📗

«…50‑летие тов. Сталина даёт толчок к тому, чтобы мы, идя навстречу законным требованиям масс, взялись, наконец, за разработку его биографии и сделали её доступной партии и всем трудящимся нашей страны» [60].

«В нескольких местах книжки Истмен говорит о том, что ЦК “скрыл” от партии ряд исключительно важных документов, написанных Лениным в последний период его жизни (дело касается писем по национальному вопросу, так называемого “завещания” и пр.); это нельзя назвать иначе, как клеветой на ЦК нашей партии. Из слов Истмена можно сделать тот вывод, будто Владимир Ильич предназначал эти письма, имевшие характер внутриорганизационных советов, для печати. На самом деле это совершенно неверно. Владимир Ильич со времени своей болезни не раз обращался к руководящим учреждениям партии и её съезду с предложениями, письмами и пр. Все эти письма и предложения, само собою разумеется, всегда доставлялись по назначению, доводились до сведения делегатов XII и XIII съездов партии и всегда, разумеется, оказывали надлежащее влияние на решения партии, и если не все эти письма напечатаны, то потому, что они не предназначались их автором для печати. Никакого “завещания” Владимир Ильич не оставлял, и самый характер его отношения к партии, как и характер самой партии, исключали возможность такого “завещания”. Под видом “завещания” в эмигрантской и иностранной буржуазной и меньшевистской печати упоминается обычно (в искажённом до неузнаваемости виде) одно из писем Владимира Ильича, заключавшее в себе советы организационного порядка. XIII съезд партии внимательнейшим образом отнёсся и к этому письму, как ко всем другим, и сделал из него выводы применительно к условиям и обстоятельствам момента. Всякие разговоры о скрытом или нарушенном “завещании” представляют собою злостный вымысел и целиком направлены против фактической воли Владимира Ильича и интересов созданной им партии» [61].

«РЕШЕНИЕ ПЛЕНУМА ЦК РКП(б)

18 декабря 1922 года

В случае запроса т. Ленина о решении Пленума по вопросу о внешней торговле, по соглашению Сталина с врачами, сообщить ему текст резолюции с добавлением, что как резолюция, так и состав комиссии приняты единогласно.

Отчёт т. Ярославского ни в коем случае сейчас не передавать и сохранить с тем, чтобы передать тогда, когда это разрешат врачи по согласованию с т. Сталиным.

На т. Сталина возложить персональную ответственность за изоляцию Владимира Ильича как в отношении личных сношений с работниками, так и переписки» [62].

«7. III.23

т. Ленин!

Недель пять назад я имел беседу с тов. Н[адеждой]. Конст[антиновной]., которую я считаю не только Вашей женой, но и моим старым партийным товарищем, и сказал ей (по телефону) прибл[изительно] следующее:

“Врачи запретили давать Ильичу полит. информацию, считая такой режим важнейшим средством вылечить его. Между тем Вы, Н. К., оказывается, нарушаете этот режим. Нельзя играть жизнью Ильича” и пр.

Я не считаю, чтобы в этих словах можно было усмотреть что-либо грубое или непозволительное, предприн[ятое]. “против” Вас, ибо никаких других целей, кроме цели быстрейшего В[ашего]. выздоровления, я не преследовал. Более того, я считал своим долгом смотреть за тем, чтобы режим проводился.

Мои объяснения с Н. К. подтвердили, что ничего, кроме пустых недоразум[ений]., не было тут да и не могло быть.

Впрочем, если Вы считаете, что для сохранения “отношений” я должен “взять назад” сказанные выше слова, я их могу взять назад, отказываясь, однако, понять, в чем тут дело, где моя “вина” и чего, собственно, от меня хотят.

«Передавала письмо из рук в руки. Я просила Сталина написать письмо Владимиру Ильичу тотчас же, т. к. он ожидает ответа, беспокоится. Сталин прочёл письмо стоя, тут же, при мне. Лицо его оставалось спокойным. Помолчал, подумал и произнёс медленно, отчётливо выговаривая каждое слово, делая паузы между ними: “Это говорит не Ленин, это говорит его болезнь. Я не медик. Я политик. Я Сталин. Если бы моя жена, член партии, поступила неправильно и её наказали бы, я не счёл бы себя вправе вмешиваться в это дело. А Крупская – член партии. Но раз Владимир Ильич настаивает, я готов извиниться перед Крупской за грубость”» [65].

«Надежда Константиновна не всегда вела себя, как надо. Она могла бы проговориться Владимиру Ильичу. Она привыкла всем делиться с ним. И даже в тех случаях, когда этого делать нельзя было… Например, зачем она рассказала Владимиру Ильичу, что Сталин выругал её по телефону?» [66]

«Ну, при Ленине у него были тяжёлые неприятности. Мне Сталин однажды сказал по поводу письма Ленина: “А что я тут могу сделать? Мне Политбюро поручило следить за тем, чтоб его не загружать, чтоб выполнять указание врачей, не давать ему бумаги, не давать ему газет, а что я мог – нарушить решение Политбюро? Я же не мог! А на меня нападают”. Это он с большой горечью говорил мне лично, с большой горечью. С сердечной такой горечью» [67].

«СТРОГО СЕКРЕТНО.

Членам Пол. Бюро

В субботу 17 марта т. Ульянова (Н. К.) сообщила мне в порядке архиконспиративном просьбу Вл. Ильича Сталину о том, чтобы я, Сталин, взял на себя обязанность достать и передать Вл. Ильичу порцию цианистого калия.

В беседе со мной Н. К. говорила, между прочим, что “Вл. Ильич переживает неимоверные страдания”, что “дальше жить так немыслимо”, и упорно настаивала “не отказывать Ильичу в его просьбе”. Ввиду особой настойчивости Н. К. и ввиду того, что В. Ильич требовал моего согласия (В. И. дважды вызывал к себе Н. К, во время беседы со мной и с волнением требовал согласия Сталина), я не счёл возможным ответить отказом, заявив: “Прошу В. Ильича успокоиться и верить, что, когда нужно будет, я без колебаний исполню его требование”. В. Ильич действительно успокоился.

Должен, однако, заявить, что у меня не хватит сил выполнить просьбу В. Ильича, и вынужден отказываться от этой миссии, как бы она ни была гуманна и необходима, о чём и довожу до сведения членов П. Бюро ЦК.